Артисту Руслану Минину 30 лет. В 25 он получил звание заслуженного. Обладатель коллекции балетных премий и наград: «Филип Моррис — дебют», «Филип Моррис — лучшая роль года», премия имени Александровской. Лауреат Международного конкурса имени Дягилева.
Минин солирует во всех балетах Национального академического Большого театра балета РБ, кроме «Легенды об Уленшпигеле», потому что в момент подготовки к премьере на артиста было совершено нападение… Об этом и многом другом мы беседуем в краткий момент между утренним мастер-классом и дневной репетицией.

- Правдиво ли выражение — тело танцовщика умнее головы?

- Когда долго репетируешь партию, наступает такое состояние: подними человека с постели ночью — он станцует. Но вообще нужно быть человеком разносторонним, личностью, хотя… Я знаю недалеких людей, которые добились многого только за счет прыжка, вращения…

- Есть ли в вашем театре конкуренция? Нужна ли она?

- Конкуренция обязательна: молодые, которые только-только пришли в театр, хотят набрать репертуар, стремятся танцевать… Что касается меня… Я танцую много. Хочу спокойно дожить на этих партиях до пенсии.

- Ой ли?

- Конечно, очень жду, когда Валентин Николаевич (В.Елизарьев — художественный руководитель Театра балета РБ. — Прим. ред.) начнет ставить балет «Клеопатра». Мне было бы крайне интересно поработать над образом Цезаря.

- Елизарьев говорил, что любой артист может показать ему свой рисунок роли из «Клеопатры». Шансы есть у всех.

- Конечно. Так было, например, когда мы готовили «Жар-птицу», — я показывал Валентину Николаевичу очень много вариантов Кощея Бессмертного. Кстати, именно за Кощея потом получил премию «Филип Моррис — дебют». Валентин Николаевич всегда дает артисту раскрыть себя, не загоняет в рамки.

- Вы упомянули пенсию. Что, уже близка?

- Нужно двадцать лет стажа. Я пришел в театр в 18. В 38 стану пенсионером — свободным человеком. Если будут силы, смогу поработать еще пару лет, но никак не больше. Танцевать юного принца в сорок — это дискредитация образа.

- Но вы такой стройный, ни грамма жира…

- Давайте посмотрим на меня через десять лет!

- Что будет?

- Возможно, уйду из театра. Меня интересует карьера на телевидении. Я мог бы вести авторскую программу по культуре.

- В таком случае у вас есть предшественник — Николай Цискаридзе, солист Большого театра России, который был ведущим телепрограммы «Взгляд»…

- Цискаридзе не мой предшественник, это мой одногодок, это человек, который гораздо способнее меня. Еще он (говорит с оттенком брезгливости) «голубой».

- Если не удастся с телевидением, тогда что?

- Могу заняться поэзией, издавать сборники своих стихов. Однако они настолько непристойные, что я не знаю, где искать издательство.

- Я слушаю вас, и меня не покидает ощущение, что в душе вы подросток, большой ребенок…

- Каждый мужик — стареющий ребенок.

- В таком случае вопрос интимного свойства. Я знаю, что буквально на днях у вас должен родиться сын. Готовы к тому, что центр внимания переместится от вас на ребенка?

- Конечно, переместится! Это очень желанный ребенок. Я его еще не видел, но уже люблю и давно хочу.

- Можно написать в журнале, что это ребенок от любимой женщины, тоже солистки балета, и вы собираетесь жить вместе?

- Разумеется.

- Этот високосный год для вас необычен: 25 мая вас едва не убили… Кстати, этого человека судили?

- Ему дали, если не ошибаюсь, шесть лет. Я отдыхал на даче. Бандюган набросился на меня с топором. На колене разрублена чашечка, я даже видел свои мениски… На плече мне зашивали две мышцы… Сейчас плечо ноет на погоду, колет, если надену синтетику… Когда мне в голову летел топор, я заслонился рукой — вот видите шрам, кисть была разрублена, поврежден нерв, теперь плохо чувствую мизинец и вот здесь болит… Вообще-то у меня и раньше бывали травмы. В позапрошлом году на даче я в темноте свалился в погреб — был сильный надрыв подколенных мышц…

- 25 мая вас порубили топором. А два месяца спустя, 25 июля, на гастролях на Кипре вы танцевали тяжелейшую партию Спартака…

- Я станцевал на Кипре два спектакля с перерывом в один день. Правда, это был не совсем тот Спартак, все-таки травмы чувствовались, да и сцена была незнакомая. Принимали нас потрясающе хорошо, все остались довольны, кроме Валентина Николаевича: он сказал, что раньше я танцевал лучше.

- Танцуя, вы чувствуете зал? Какими мы, зрители, предстаем в вашем сознании в момент танца?

- Зал я хорошо чувствовал на гастролях во Франции, в Булонь-Беланкур. Там нет оркестровой ямы, рампы, зритель сидит впритык к сцене. И вот открывается занавес, и из зала на сцену летит аромат лучшего французского парфюма, а со сцены в зал — конкретного белорусского пота!.. А в нашем театре зритель сидит оч-чень далеко. Поэтому танцуешь, как в открытом космосе. Это ощущение всегда возникает у меня в балете «Сотворение мира».

- Ваш любимый спектакль?

- М-м… Раньше был без ума от партии Тореро в «Кармен», потом все приелось. Очень нравилось танцевать Красса в «Спартаке», это моя роль, я ее до сих пор люблю. Но самая любимая — все-таки партия Абдурахмана в «Раймонде» в постановке Григоровича.

- Балерины доверяют вам? Вдруг — подбросил и не словил!

- Когда я поступил в театр, был очень слабенький. Пошел в спортивный зал, подкачался. Теперь никаких проблем нет — спросите Катю Гордееву, Ольгу Гайко…

- Ну, они-то полегче будут, чем, например, Волочкова…

- Настя — хороший душевный человек. Но, видимо, у нее нет репертуара, поэтому она пошла в кино. Сам я сериала «Место под солнцем» не видел, но в закулисье много разговоров о полном провале Волочковой. Каждый должен заниматься своим делом.

- И если бы любимый вами Форд Фрэнсис Коппола позвонил и предложил роль в своем фильме, то вы…

- …я бы не смог найти даже одного свободного дня.

Светлана ШИДЛОВСКАЯ