Змитер Войтюшкевич, самый многогранный и неожиданный белорусский музыкант, постоянно удивляющий внезапными решениями, почти абсурдными в своей сложности проектами и постоянными творческими скитаниями из жанра в жанр, наконец-то выпустил долгожданный «японский проект» — диск «Месяц и Сонца». На грядущей презентации альбома слушатели получат уникальную возможность услышать настоящие песни современных японских авторов, исполненные на белорусском языке. Никаких самураев, человека-овцы, беспрестанно цветущей сакуры и пятидесяти вечерних видов Фудзи — диск намного сложнее и тоньше, стандартных и банальных японских стереотипов, которыми так любят щеголять некоторые «интерпретаторы». Здесь есть и баллады, и кантри, и даже джаз, но мировоззрение у этого диска истинно японское, в чем и состоит его уникальность.

Расскажите о том, как все начиналось. И почему от момента «задумки» проекта до собственно записи альбома прошло почти два года?
Началось все со встречи с нашим другом, японкой Масакой, с которой мы встретились благодаря Юрию Цыбину, продюсеру «Рок-коронации». И мне предложили записать японские песни на белорусском. Тогда я не понимал еще, что из этого получится, однако идея мне показалась интересной. Я никогда не думал, что японские песни можно петь по-белорусски. Мы обсудили с Масакой варианты сотрудничества, хотя в то время я был занят совместным проектом с дзядзькай Рыгорам (речь идет о Рыгоре Бородулине — прим. авт.), и мне не хотелось делать этот японский альбом как-то халтурно и наспех. Уже потом мы с Алесем Камоцким начали переводить тексты — у меня была кассета и переведенный на русский язык подстрочник, но все равно было очень сложно. Мы прослушали оригинальный материал, и нам стало немножко не по себе: ведь мы представляем себе Японию старой, архаичной, со всей этой древней культурой и самураями, а там звучала совершенно европейская музыка! Впрочем, чем труднее задача, тем интереснее работать.

Есть ли у альбома какая-либо концепция?
Размышляя о концепции, я понял, что это не только моя сольная работа, но и в чем-то «супольны праект», с различными приятными сюрпризами. То, что проект «оброс» текстами Камоцкого, вполне естественно. То, что туда влился Александр Помидоров с рэпом, — тоже в порядке вещей. И тот факт, что в диск влился Адам Глобус со своей поэзией и Михал Анемпадистов, который работал над «Народным альбомом», только подтверждает, что это — работа целой команды. А самое главное (для меня это особая гордость), никогда еще не было в нашей музыке белорусско-японского контекста, никто не обрабатывал известные японские песни. Кстати, связь с белорусской культурой, хоть и неявная, существует. К примеру, у японцев тоже есть праздник урожая и свои «Дажынкi». И диск разбит на времена года, что свойственно японскому мировоззрению — такие вот «паравіны году», только японские, где начинается все с весенних обрядов сбора чая.

Интересно, может ли этот диск как-то способствовать более глубокому культурному общению Беларуси и Японии?
Конечно, все можно оправдать с бухгалтерской точки зрения, но это не так важно. Важно, что какой-нибудь самарский парень или Сережа из Владивостока может взять томик Богдановича и написать песню на его стихи или перепеть композиции «Песняров» по-своему. И мне очень хотелось бы, чтобы этот проект был интересен и в Японии. Я бы и сам посетил эту страну, но не в качестве артиста «ресторанного жанра», а как официальный представитель культуры Беларуси.

Ваши версии японских песен сильно отличаются от оригиналов? Наверняка ведь было желание сделать своеобразное «смешение жанров»…
Если вы услышите оригинальные версии, то поймете, чем они отличаются от наших. Во-первых, это совершенно другая поэзия. Камоцкий сделал абсолютно безупречные поэтические переводы по мотивам подстрочника нашей японки — она просто писала примечания вроде «вот о чем поется в этой песне», а он писал стихи с ее слов. Мы мало что меняли, хотя, к примеру, в песне про урожай специально сделали куплет про «Дажынкi». Вообще, у нас было такое ощущение, что все эти японские музыканты учились, как минимум, в Московской консерватории — гармонически эта музыка очень европейская, однако в смысле поэзии она исконно японская. Поэтому в нашем диске тоже есть такое противопоставление, и он строится на самых древних противоположностях: «спокойствие — буря», к примеру, или «любовь — ненависть».

Сейчас очень популярно все японское — Мураками, Миядзаки, книжки, фильмы, стихи. Вы хотели как-то «влиться в струю» или не желаете эксплуатировать этот массовый интерес к современной японской культуре?
Сам по себе альбом ничего не эксплуатирует — он просто очень красивый, как мне кажется. Я ужасно рад, что наконец-то соприкоснулся с другими композиторами и пою не свои песни. Вот представьте, там целых восемь песен из десяти — мажорные, светлые. И только две — минорные и грустные. У меня же, в основном, наоборот — восемь в миноре, две в мажоре… А насчет моды — кто его знает, я даже не думал об этом. Конечно, хочется быть актуальным. Но самое главное — альбом мы делали именно для белорусов, чтобы как-то поделиться с ними этой культурой.

А Глобус там читает свои хайку?
Нет, он просто читает свои «японские» стихи. Мы решили обойтись без хайку. Получилось истинно японское противоречие — там нет хайку, зато есть разные стихи, некоторые даже с белорусскими аналогиями. Получилось то, что я всегда хотел сделать в своей музыке, — своеобразный аудио-кинематограф, иллюстрации к музыке. Кстати, Глобус про Японию может многое рассказать. А вот я здесь почти дилетант, мне интересны сам процесс и творческая работа.

Возможно, этот диск будут в шутку сравнивать с «Нейро Дюбелем» — ведь их «Танкі» тоже в каком-то смысле эксплуатируют японскую эстетику. Поэтому можно даже сказать, что ваш альбом — не первый диск подобного рода.
Разумеется, я звонил Саше Куллинковичу по этому вопросу. И он не имел ничего против. К тому же, мы ведь действительно исполняем оригинальные материалы. Да и вообще, понятно ведь, что мы не первые — многие композиторы и музыканты используют время от времени в своем творчестве восточную тематику. Они это делают в духе «вот, как я вижу Японию». Я же просто обрабатывал песни, написанные настоящими японскими композиторами. Но так или иначе, в этой пластинке есть мое представление о японской эстетике. На кассете, которую мне дала Масака, в основном пели дети, песни были очень коротенькие, простые и милые — и это все было очень странно и трогательно. А потом я понял: мы — другие. И они — другие. И в этом кайф! В этих песнях есть глубина, очень серьезная. Поэтому я и выбрал такой способ «встречи» двух культур через музыку.

А откуда взялось название диска?
Название «Месяц и Сонца» как раз отображает «встречу» Беларуси и Японии. Вообще, это символ Франциска Скорины, его сигнатура — Солнце и Луна. Это, в принципе, и есть «торговая марка» Скорины, его своеобразный «брэнд». Масаке этот образ очень понравился. В японском языке иероглифы «солнце» и «луна» обозначают «течение жизни», «кола часу», что-то такое спокойное, вечное, постоянно пребывающее в движении. Поэтому на уровне символов тоже получилась встреча двух культур. Но как ни крути, альбом все равно вышел очень японский, пусть там в музыке даже есть чуть-чуть рок-н-ролла.

Получается, для вас этот диск — не столько отображение «кровного» интереса к Японии, но и желание поэкспериментировать?
Это была очень сложная задача. А меня всегда привлекают именно такие задачи. Я и за стихи Маяковского взялся именно по той причине, что это очень не легко. Наверное, я просто так вот эгоистично сам себя «выкшталцовываю», воспитываю через музыку. И мне самому захотелось узнать о Японии побольше. К примеру, я только недавно понял, что на самом деле у них очень простая музыка. А перевести ее на другой язык — вот это действительно сложно.

Вы часто ставите перед собой какие-то сложные задачи, барьеры, препятствия. Но ведь в жизни не всегда все получается идеально. Как вы реагируете на неудачи?
Для определенного круга истэблишмента то, что я делаю, заранее считается чем-то неудачным, хотя я — часто выступающий артист, и у меня уже давно устоявшаяся аудитория. Это, скорее, психологическая проблема: мне нравится открывать для себя какие-то горизонты и расширять собственный кругозор, для этого я и реализую все эти проекты. Конечно, я не буду браться за темы, которые мне вряд ли поднять: берусь только за то, что для меня очень личное. Например, мы с Маяковским почти в один день родились. Еще у него была сложная личная жизнь — моя личная жизнь тоже очень «веселая». А так, мне кажется, я действительно ставлю перед собой честолюбивые и амбициозные задачи. Но чтобы добиться успеха, нужно очень много работать, что-то узнавать, читать, чувствовать, постоянно развивать свое воображение. К тому же у меня уже есть реноме — преданная публика, которая готова развиваться вместе со мной.

Нашу публику приучают к низкокачественному продукту, к простым и примитивным вещам. И со временем человек отучается думать, слушать серьезную музыку, читать стихи и видеть при этом образы и картины. А понимать искусство — это, на самом деле, тяжкий труд. И круг людей, которые это понимают, сужается. Для Минска это настоящая проблема. И мне бы действительно хотелось, чтобы моя музыка могла как-то изменить эту ситуацию.

Татьяна ЗАМИРОВСКАЯ